В мире ослепленных тьмой может солнцем показаться пламя от свечи
Ах какой срыв покровов!
Всем читать и потрясаться!
Да, с автором можно не соглашаться, можно и нужно искать у него дыры в логике и аргументации (они чуточку есть), но какая смачная версия! просто ах!
Весьма "познавательная" статья Полины Федотовой о сомнительности участия варягов в построении древнерусского государства.
Познавательна она, в первую очередь демонстрацией нового эээ образцово патриотического вектора в изучении древнерусской государственности. Ну и как версия, "как бы объясняющая" некоторые дыры в построениях предшественников.
Будет весьма забавно, если историческое сообщество со временем признает эту работу.
Добавлено.
Так как среди людей далеких от истории возникло определённое оживление, ещё раз предупреждаю - в статье изложена лишь гипотеза автора. Её обоснованность вызывает сомнения. Опять же автор увлекается риторикой в ущерб четкому построению доказательств. В итоге ряд её утверждений противоречит реальным фактам или искажает их.
Из этих статей следует, что свободному человеку («мужу»), если он стал жертвой нападения, достаточно было привести на суд двух свидетелей, а пострадавшие варяги или колбяги в этом случае должны были клятвенно подтверждать нанесенное оскорбление. Историки древнерусского права объясняли эту разницу тем, что варяги были чужаками-иноплеменниками, которым трудно было найти лиц, готовых свидетельствовать за них в суде. Как писал М. Ф. Владимирский-Буданов, исключение для варягов и колбягов делается потому, «что этими названиями обозначаются вообще иностранцы, которым нелегко было найти послухов на чужой земле» [4.
Ключ к более ясному пониманию этой лапидарной статьи Краткой Правды дают более поздние редакции Пространной Правды и Кормчие книги. Статья «О муже кроваве», помещенная в Кормчих особого состава, указывает, что в случае избиения варяга или колбяга при отсутствии свидетелей пострадавшие лица, как не имеющие крещения, должны «ити има роте по своей вере» [42]. Следовательно, варяги не только в XI в., но и позднее – в XII в. оставались на Руси иноземцами и иноверцами, обязанными в суде приносить клятву «по своей вере».
..............
Таким образом, мы сталкиваемся с фактом отсутствия какого-либо подтверждения летописной «варяжской легенды» со стороны независимых и предшествовавших летописи источников, как древнерусских, так и иностранных. Ни в одном из дошедших до нас письменных свидетельств IX – X вв. (т. е. современных или хронологически близких к самому событию) нет упоминания ни о варягах, ни о призвании варяжских князей ильменскими словенами. Равным образом ничего не знает о призвании варягов ни одна хроника или сочинение XI в.
]
Тысячелетняя фальшивка
Полина ФЕДОТОВА, доцент кафедры истории СПб ГТИ
Российская историческая наука сравнительно молода: ей не более трехсот лет. Этого, однако, достаточно, чтобы выйти из младенческого состояния. Тем не менее за время своего существования она так и не смогла освободиться от морока фундаментальных фальсификаций, которые до сих пор определяют – по выражению историка Андрея Никитина – «основания русской истории».
Три фальшивки лежат в основе наших представлений о древнерусской истории: варяжская концепция русских летописей XII – XIII вв., норманнская теория XVII – XVIII вв., пустившая с XVIII столетия глубокие корни и в российской науке, и отождествление варяжской концепции русской летописи с норманнской теорией западноевропейской историографии.
1
В действительности варяжская концепция и норманнская теория – далеко не одно и то же. Варяжская концепция – создание древнерусских летописцев XII – XIII вв. Норманская теория – детище европейской историографии XVII – XVIII вв. Их разделяет промежуток в 500 лет. Разрыв между ними не только хронологический, но и логический: одна из другой не вытекает. Норманская теория представляет собой самостоятельную фальсификацию, которая возникла на иной этнической почве и с другими политическими целями.
Вопреки заявлениям таких авторитетов историко-филологической науки, как А. А. Шахматов и Д. С. Лихачев, о Несторе как «первом норманисте» [20, 47], «Повесть временных лет» не имеет прямого отношения к «норманнской теории». Она не только нигде не упоминает скандинавов в качестве главных действующих лиц русской истории, но и не дает ни малейшего повода к их отождествлению с варягами. Такие термины, как «конунг», «викинг», «драккары», «скандинавы», которыми пестрят работы норманистов, на страницах летописей и других древнерусских сочинений нигде не встречаются. Поэтому их использование в отношении древнерусских реалий – вопреки их отсутствию в древнерусском словаре – является ничем иным, как прямым подлогом исторического материала.
Скандинавские народы были хорошо известны древнерусскому летописцу. В начальной, недатированной части «Повести временных лет» в числе «потомков Иафета» варяги, русы, свеи (шведы), урмане (норвежцы), гёты (или гауты – древнешведское племя, проживавшее в южной части Швеции), англяне перечисляются как отдельные народы [18]. В знаменитой фразе о призвании князей Лаврентьевская летопись поясняет: «сице бо ся звахуть и варязи суть, яко се друзие зовутся свее, друзие же оурмане, англяне, друзии гъты, тако и си» [18]. («Ибо назывались они варягами, как другие зовутся шведы, другие же норвежцы, англы, другие гёты, так и эти [назывались варягами]»). Текст этот ясно дает понять, что в глазах летописца перечисленные этнические группы не сливались друг с другом.
Австрийский посол Сигизмунд Герберштейн, в начале XVI в. дважды побывавший в России (в 1517 и 1526 гг.), в своих знаменитых «Записках о Московии» (1549) с удивлением отмечал, что, сколько он ни расспрашивал русских, кто такие варяги, «никто не мог сообщить мне ничего определенного, помимо их имени» [6]. Неужели русские в XVI в. не знали, кто такие шведы? После Невской битвы (1240), после экспедиции Торкела Кнутссона (1300), после Ореховецкого договора (1323), после десятков военных столкновений со шведами это невероятно. Если бы варягами действительно были шведы, память об этом не могла исчезнуть к XVI в., как не исчезла память о древних римлянах, которые сошли с исторической сцены задолго до варягов. Таким образом, ни в XII в., ни позднее сами русские, у которых якобы правили варяжские князья, никогда не отождествляли их ни со шведами, ни с каким-либо иным скандинавским этносом.
Отождествление варягов и шведов («скандинавов», «норманнов») – не «сведения летописи» (летопись таких сведений не дает), а потолочные домыслы шведских и немецких историков XVII – XVIII вв. Отождествление двух совершенно разных построений – варяжской концепции XII в. и норманнской теории XVII – XVIII вв. – является даже не научным заблуждением, а прямой фальсификацией историографического материала. Норманская теория использовала варяжское сказание XII в., но привнесла в него новый вымысел о тождестве варягов и шведов, которого в самой летописи не было.
Норманнская теория не вытекает прямо из варяжской. Единственное, что служит связующим звеном между ними – это неопределенность этнической принадлежности варягов, что отметил еще наблюдательный Герберштейн. Этой лазейкой и воспользовались в XVII в. шведы, объявив, что под варягами русских летописей следует понимать самих шведов. Политическим мотивом к такого рода выдумке послужило желание шведской короны утвердиться на русском престоле. Ведь во время Смуты шведский королевич Карл-Филипп оказался одним из претендентов на русский трон. И, хотя шведская кандидатура не прошла, кусок русской территории по Столбовскому миру (1617) Швеция получила и рассчитывала сохранить свои приобретения. А для такого рода претензий требовалось историческое обоснование.
Каким образом из высеченной шведами искры возгорелось всесожигающее норманнское пламя, – этот процесс становления и утверждения норманнской фальшивки в качестве непререкаемой догмы западноевропейской историографии детально прослежен в блестящих работах Лидии Павловны Грот. На основе большого круга источников (в том числе шведских, ранее не привлекавшихся отечественными историками) исследовательница показала политические, психологические и теоретические истоки этого совместного шведско-немецкого проекта [7; 8; 9]. Впрочем, и сами норманнисты вполне осознавали политическую подоплеку норманнской теории. Так, М. А. Алпатов прямо признавал, что «варяжский вопрос родился не в сфере самой науки, а в сфере политики», усматривая в насаждении немецкими академиками норманнской теории «идейный реванш за Полтаву» [1, 14].
Следовательно, истоки варяжской концепции и норманнской теории следует рассматривать отдельно, как в силу их разновременности, так и по причине различия породивших их идейных и политических мотивов. Тем не менее, в отечественной науке до сих пор сохраняется традиция совмещения этих двух совершенно разных историографических построений. Постоянное отождествление варяжской концепции и норманнской теории, приписывание летописи «норманизма», которого там нет и не может быть в силу иных исторических, политических, этнических и ментальных корней норманнской теории, препятствует оздоровлению нашей исторической науки. Еще печальнее, что даже критически настроенные по отношению к норманнской теории исследователи некритично подходят к летописному сказанию и продолжают «поиски начала Руси и ее государства где-то на глухом северо-западе, вдали от тогдашних культурных центров, следуя за скомбинированной летописцем версией “призвания варягов”», и окружают имя мифического Рюрика ореолом подлинной государственной деятельности [30].
Благодаря многочисленным работам антинорманистов XIX и XX вв. задача научной критики норманнской теории на сегодняшний день выполнена [5, 7, 8, 9, 12, 14, 41, 45]. Эту критику можно игнорировать, ее можно не знать, но ее невозможно опровергнуть. Наука уже давно упразднила норманизм. В то же время варяжская концепция до сих пор стоит неколебимо. Рюриковедение одинаково популярно как в лагере норманистов, так и антинорманистов. С той лишь разницей, что современные антинорманисты вслед за М. В. Ломоносовым и И. Е. Забелиным видят в варягах не скандинавов, а балтийских славян. И, соответственно, в Рюрике с братьями – славянских князей с южнобалтийского Поморья, приглашенных на княжение в новгородские земли. Наряду с норманистами они считают приход в северо-западные пределы Восточной Европы варяжских князей Рюрика, Синеуса и Трувора бесспорным «историческим фактом», а деятельность варягов и варяжской руси – «одной из причин образования крупнейшего государства раннего Средневековья» [45]. Таким образом, варяжская фальшивка не потеряла своей силы, и ее изобличение остается насущной задачей исторической науки.
2
Изучение любого исторического события, тем более спорного, должно начинаться с выявления его источниковой базы – круга письменных сообщений, в которых содержатся сведения или хотя бы упоминания о нем. Однако в отношении варягов мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией. Несмотря на трехсотлетнюю дискуссию по варяжскому вопросу, отдельно изданного корпуса сведений о варягах до сих пор не существует. Сведения о руси, славянах и других народах Восточной Европы, прикаспийского и причерноморского регионов собраны и систематизированы в многочисленных сборниках, а вот аналогичной подборки относительно варягов нет. Эта непонятная на первый взгляд ситуация имеет простое объяснение: публикация научного корпуса текстов о варягах с неизбежностью выявила бы тот факт, что до XI в. какие-либо сообщения о них в источниках отсутствуют.[1]
Если первые письменно зафиксированные сообщения о славянах относятся к VI в., а о русах – к IX в., то о варягах на протяжении IX и X вв. – то есть якобы в разгар их государственной и градостроительной деятельности – нет ни одного упоминания ни в иностранных, ни в древнерусских источниках. Первые – краткие и неопределенные – сведения о них относятся к 30-м годам XI в. Причем появляются они практически одновременно в разных по происхождению источниках: восточных, византийских и древнерусских.[2]
Первое известное на сегодняшний день иностранное свидетельство о варягах принадлежит хорезмийскому ученому Абу Райхану ал-Бируни. В «Книге вразумления начаткам науки о звездах» (1029/1030) он упоминает о варягах как народе “варанк”, живущем на берегу “бахр Варанк” (моря Варанков) и как народе, обитающем за “седьмым климатом” (т. е. севернее земли русов, славян и булгар) [11, 16].
Еще одно сообщение о варягах в восточных источниках XI в. содержится в грузинской летописи Картли. В ней говорится об участии отряда в семьсот варягов в Сасиретской битве между войском грузинского царя Баграта IV и его мятежным вассалом Липаритом Багваши [21]. Точная дата этого сражения неизвестна, историки определяют ее в интервале 1040 – 1047 гг. [29].
Из византийских авторов первое сообщение о варягах (под 1034 г.) содержится в «Обозрении истории» византийского хрониста XI в. Иоанна Скилицы, впоследствии воспроизведенное компилятором XII в. Георгием Кедриным [10]. При этом Скилица, неоднократно сообщавший о военных акциях русов и дипломатических отношениях руси и Византии с 860 г., ни разу – до 1034 года – не упоминает о варягах!
Не менее веским и убедительным фактом является полное отсутствие этнонима «варяги» у арабоязычных авторов IX и X вв.: Ибн Хордадбеха, Ибн Русте, ал-Джарми, Ибн Фадлана, Масуди, довольно много писавших о народах Восточной Европы, в том числе о славянах и русах.
Не находит подтверждения летописный рассказ о призвании варяжских князей и в древнерусских источниках, прежде всего в тех, которые наиболее близки по времени к IX в. Важнейшие и самые ранние из них – тексты русско-византийских договоров Х в.: торговый договор Олега с греками 911 г., аналогичный договор Игоря 944 г. и мирный договор Святослава 971 г. Ни в одном из них слово “варяг” не встречается, что было бы невозможным, если бы верхушка древнерусского общества имела варяжское происхождение. Зато слова “русь” и “русский” имеются в избытке.
Так, в договоре Олега с греками 911 г. слово “русин” встречается 7 раз, “русь” (в собирательном значении) – 14 раз, Русь (как политоним) – 8 раз, “русский” в различных сочетаниях – 7 раз. Итого – 36 раз. В качестве этнонима в единственном и множественном числе “русин” и “русь” фигурируют в договоре 21 раз. Производное “русский” встречается в различных словосочетаниях. “Мы от рода русского”, – заявляют послы Олега, “великого князя русского”. Упомянуты и “князья светлые наши русские”, “закон русский”, “лодья русская”, “челядин русский” [33]. Варяжского же нет ничего – ни челядина, ни ладьи, а главное – ни варяжских князей, ни варяжского рода.
Аналогичная картина наблюдается и в договоре Игоря с греками 944 г. В нем содержится 42 упоминания руси и русского: 16 раз встречается слово “русь” (как этноним), 5 раз “Русь” (как политоним), 5 раз – “русин”, 16 раз – “русский”. Здесь фигурируют русские послы и русские гости, великий князь русский и русские князья, русская страна и русская земля, люди русские и закон русский [33]. Варяжского – ничего: ни посла, ни купца.
В кратком договоре Святослава 971 г. мы опять не находим ничего варяжского – одно только русское. Договор составлен от лица самого Святослава – “князя русского”, где он ручается за себя и подвластную ему Русь соблюдать мир с греками [33]. “Вся русь”, “Русь”, “великий князь русский”, “князь русский” – четырехкратное упоминание руси в договоре Святослава. Варяга – ни одного. Таким образом, как отмечал еще Д. И. Иловайский, в дошедших до нас «самых первых памятниках нашей письменности, в договорах с греками, русь … никак не обнаруживает варяжское происхождение» [14].
Отсутствует варяжская тема и в древнерусских сочинениях XI в. Один из главнейших памятников древнерусской письменности этого столетия – “Слово о Законе и Благодати” Илариона (1039) – никаких упоминаний о варягах не содержит. Хотя в конце своей проповеди, где Иларион славит княжеский род, ему представляется удобный случай напомнить славное варяжское происхождение великокняжеского рода, если бы таковое имелось. В качестве предков киевского князя Георгия (Ярослава Мудрого) он называет крестителя Руси князя Владимира – внука старого Игоря, сына славного Святослава. Дважды в “Слове” назван “наш народ русский” и один раз “земля Русская” в знаменитой фразе: “Ибо не в худой и неведомой земле владычествовали, но в Русской, что ведома и слышима всеми четырьмя концами земли” [22]. Таким образом, в “Слове” (официальной, публичной проповеди будущего киевского митрополита) нет ни намека на варяжское происхождение правящей в Киеве княжеской династии.
Отсутствует какое-либо упоминание о варягах и в более поздних древнерусских произведениях XI в. Нет их в «Памяти и похвале князю Владимиру» Иакова-мниха (50-70-е гг.). Указывая родословную крестителя Руси киевского князя Владимира («сел на месте отца своего Святослава и деда своего Игоря») и воздавая похвалу бабке Владимира – Ольге, Иаков ни словом не обмолвился о варяжском происхождении великокняжеской семьи. Зато «земля Русская» упомянута в «Похвале Владимиру» 12 раз [28].
Отсутствуют варяги и в первых древнерусских житиях: «Житии Феодосия Печерского» и «Чтении о житии и погублении Бориса и Глеба», принадлежащих перу печерского монаха Нестора (1080-е гг.). Таким образом, в литературных памятниках древнерусской письменности XI в. никаких известий о варягах мы не находим.
Единственным исключением является краткое упоминание варягов в юридическом документе: в двух статьях древнейшей части «Русской Правды» – «Правде Ярослава» (30-е гг. XI в.). В статье 10-й говорится об оскорблении действием: «Если ринет мужа муж от себя или к себе – 3 гривны – если приведет двух свидетелей. А если это будет варяг или колбяг, то идет к присяге» [34]. В 11-й статье речь идет об укрывательстве беглого раба-челядина: «Если челядин скроется либо у варяга, либо у колбяга, и его в течение трех дней не выведут, а на третий день обнаружат, то изымать своего челядина, а 3 гривны за обиду» [34].
Из этих статей следует, что свободному человеку («мужу»), если он стал жертвой нападения, достаточно было привести на суд двух свидетелей, а пострадавшие варяги или колбяги в этом случае должны были клятвенно подтверждать нанесенное оскорбление. Историки древнерусского права объясняли эту разницу тем, что варяги были чужаками-иноплеменниками, которым трудно было найти лиц, готовых свидетельствовать за них в суде. Как писал М. Ф. Владимирский-Буданов, исключение для варягов и колбягов делается потому, «что этими названиями обозначаются вообще иностранцы, которым нелегко было найти послухов на чужой земле» [4].
Ключ к более ясному пониманию этой лапидарной статьи Краткой Правды дают более поздние редакции Пространной Правды и Кормчие книги. Статья «О муже кроваве», помещенная в Кормчих особого состава, указывает, что в случае избиения варяга или колбяга при отсутствии свидетелей пострадавшие лица, как не имеющие крещения, должны «ити има роте по своей вере» [42]. Следовательно, варяги не только в XI в., но и позднее – в XII в. оставались на Руси иноземцами и иноверцами, обязанными в суде приносить клятву «по своей вере».
Из этих текстов русских юридических памятников следует, что варяги и в XI в. (спустя более 150 лет после их якобы призвания) оставались иноплеменным и иноверным элементом, не проживавшим на Руси постоянно. Статьи «Русской Правды» – единственное упоминание о них в древнерусских источниках XI в., если не признавать их, как это делает историк А. Л. Никитин, позднейшей вставкой – на том основании, что в «Правде Ярославичей» (1072 г.) какое-либо упоминание о варягах и колбягах отсутствует [25]. Но присутствуют варяги в тексте этого документа не как создатели русской государственности или родоначальники княжеской династии, а в качестве пришлых – иноземных и иноверных – элементов.
Таким образом, мы сталкиваемся с фактом отсутствия какого-либо подтверждения летописной «варяжской легенды» со стороны независимых и предшествовавших летописи источников, как древнерусских, так и иностранных. Ни в одном из дошедших до нас письменных свидетельств IX – X вв. (т. е. современных или хронологически близких к самому событию) нет упоминания ни о варягах, ни о призвании варяжских князей ильменскими словенами. Равным образом ничего не знает о призвании варягов ни одна хроника или сочинение XI в.
Аналогичное отсутствие источниковой базы мы наблюдаем и в отношении «родоначальника» варяжской династии – Рюрика. Еще дореволюционные историки, в частности, Д. И. Иловайский указывали, что ни один независимый от летописи письменный источник домонгольского периода не содержит никаких упоминаний о Рюрике как основателе русской княжеской династии [14]. Древнерусские княжеские генеалогии, как они представлены в «Слове о Законе и Благодати» Илариона, «Похвале Владимиру» монаха Иакова и «Слове о полку Игореве», вообще не знают такого персонажа. Неизвестен им и Олег. Доводы Е. В. Пчелова, автора одной из последних рюриковедческих работ, что в генеалогиях принято было указывать имя отца и деда, а вовсе не всех предков до основателя династии [35], не могут затушевать факта полного умолчания о Рюрике во всей домонгольской литературе. (Что касается самой Начальной летописи, то она дошла до нас в поздних записях, самая ранняя из которых датируется 1377 г. Как она выглядела в XII в., и был ли там Рюрик, мы не знаем. Скорее всего, Сильвестрова летопись Рюрика еще не знала – в противном случае это должно было как-то отразиться во внелетописных сочинениях XII – начала XIII вв.).
Даже если имя основателя династии могло не указываться в генеалогии конкретного лица, у правящих семей всегда было общее родовое имя: Пястов, Пржемысловичей, Арпадов или Чингизидов. Однако Рюриковичи совершенно неизвестны Древней Руси: только Ярославичи, Ольговичи, Мономашичи, Всеславичи и т. п. Русские князья не могли не знать родоначальника собственной династии, особенно учитывая тот пиетет, которым всегда окружались фигуры родоначальников и основоположников. Полное умолчание о Рюрике во всех внелетописных источниках домонгольского периода невозможно объяснить иначе, как вымышленным характером этого персонажа.
Следует учитывать и такую общераспространенную у всех народов практику, как наследование династических имен. Например, Иваны и Василии на Руси XIV – XVI вв., Алексеи и Петры в XVII – XVIII вв., Александры и Николаи в XIX – XX вв. Исходя из этого правила, следовало бы ожидать широкого распространения имени Рюрик среди русских князей. Однако мы наблюдаем обратное: Рюрик – одно из самых редких княжеских имен. По летописям известны только два Рюрика. Один – Рюрик Ростиславич (умер в 1092 г.), князь Перемышльский, правнук Ярослава Мудрого, второй – тоже Рюрик Ростиславич (умер в начале XIII в., между 1210 – 1218 гг.), князь новгородский и великий князь киевский, внук Мстислава Великого. Третий – Рюрик-Константин Ольгович, черниговский князь, живший в первой половине XIII в., упомянут только у В. Н. Татищева, в силу чего реальность его существования ставится под сомнение [14, 35, 36].
Явная «непопулярность» этого имени плохо согласуется со статусом Рюрика как родоначальника династии. Е. В. Пчелов отводит этот довод на том основании, что имена родоначальников вообще не часто использовались в династическом имянаречении [35], однако это не так. Имя Игоря – действительного родоначальника киевской династии – было весьма популярным в княжеской среде. В династии Калитовичей имя родоначальника – Иван – носили многие представители этой княжеской семьи: три великих князя московских, в том числе Иван II Красный, Иван III Великий и Иван IV Грозный, а также княжеские сыновья, которым не посчастливилось занять престол: сын Ивана III Иван Молодой и старший сын Ивана IV – тоже Иван. Даже сменившие московских «Рюриковичей» Романовы не забыли это имя. Всего было шесть Иванов на русском престоле: от Ивана I Даниловича до Ивана VI Антоновича. И если Игорь и Владимир до сих пор являются распространенными мужскими именами, встречаются и Святославы, то Рюрики – явление до крайности редкое.
3
Первые достоверно известные как по древнерусским, так и по зарубежным (византийским и западноевропейским) свидетельствам представители киевской династии – не Рюрик и Олег, а князь Игорь и его жена Ольга. Эти неоспоримые факты заставили еще Д. И. Иловайского признать, что именно Игорь, а не мифический Рюрик «должен быть поставлен во главе нашей старой династии» [14]. Считал родоначальником киевской династии Игоря и В. А. Пархоменко, резонно ссылаясь на то, что таковы были «представления киевлян XI века». Авторы XI в. – Иларион и Иаков – знают в качестве предков св. Владимира только Святослава и «старого Игоря», но ни словом не говорят о Рюрике [31, 32].
В своих реконструкциях прошлого историки опираются не только на свидетельские показания письменных источников, но и на «вещественные доказательства», то есть на археологический материал. Что же может сказать археология в отношении достоверности варяжской легенды? Ничего утешительного: летописный рассказ о призвании варягов не находит опоры не только в письменных источниках, но и в археологических данных.[3]
Во-первых, твердо установлено, – и этот факт невозможно затушевать никакими словесными увертками, – что городов, которые летопись называет местом княжения призванных братьев-варягов – Новгорода, Белоозера и Изборска – в IX в. не существовало. Еще в 1956 г. один из руководителей Новгородской археологической экспедиции А. В. Арциховский печатно заявил, что слоев VIII и IX вв. в Новгороде не обнаружено, и что город возник только в Х веке [3]. На сегодняшний день является археологически доказанным фактом, что Новгород и Белоозеро появляются только в середине Х в. – почти на столетие позже принятой летописной даты [13, 48].
Что касается Изборска, то в IX в. на его месте существовало небольшое поселение (около 1,5 га) догородского типа («протогород», по осторожному определению руководителя раскопок, известного археолога В. В. Седова). Собственно городом Изборск становится лишь в середине Х в. [39, 40].
Столкнувшись с этими неприятными для них фактами, археологи-норманисты все свои надежды возложили на Ладогу и так называемое «Рюриково» городище. (Которое, кстати, никогда не называлось «Рюриковым»; это название было дано в конце XIX в. местными краеведами-норманистами.) Дескать, Рюрик основал не Новгород, а расположенное в 2 км от Новгорода Городище, которое археологически фиксируется уже в IX в. Однако и здесь археология преподнесла неприятный сюрприз. Оказалось, что Рюрик не мог быть основателем этого Городища. Совсем недавно (в 2015 г.) там были обнаружены слои конца VIII – начала IX в. [24, 38]. То есть «Рюриково» городище на самом деле возникло за полсотни лет до летописного Рюрика!
Ладога тоже не оправдала возложенных на нее надежд первоначальной «резиденции Рюрика». Слои IX в. занимают лишь узкую полоску земли на надпойменной террасе вдоль Волхова. Располагаясь на небольшом участке в 1 га, в IX в. она насчитывала едва ли сотню жителей [17]. Князю с дружиной в 100-200 человек там было просто негде разместиться (учитывая присутствие в Ладоге ремесленного, торгового и земледельческого населения). Синхронные слоям IX в. могильники вблизи Ладоги не обнаружены, что также свидетельствует о малочисленности ее населения. Кроме того, Ладога не имела значительной сельской округи [15], что делает пребывание в ней князя не только невозможным, но и бессмысленным. Невозможным – потому что некому было кормить князя с дружиной, а бессмысленным – потому что ввиду отсутствия населения некем было «володеть и судить по праву».
Если же посмотреть на ситуацию IX в. в масштабах всей Восточной Европы, то наличие на ее территории городских поселений в этот период вообще не просматривается. Следовательно, если опираться на археологические данные, активная градостроительная деятельность варягов оказывается чистой воды выдумкой.
Существовавшие в IX в. на территории Восточной Европы относительно крупные поселения археологи относят к типу эмпориев или, как их принято называть в отечественной науке, ОТРП – открытых торгово-ремесленных поселений. Эмпории – поселения догородского типа. Они располагались на межплеменных территориях, на границах племенных зон. Это характерная черта организации торговли в архаичных (догосударственных) обществах. В таких обществах торговля велась только за пределами племенных территорий. Как установлено в ходе археологических раскопок, такие эмпории, как Ладога, Новгородское (Рюриково) городище, Гнездово, Чернигов, Шестовицы и в конце IX – начале Х в. представляли собой небольшие поселения (в 1 – 1,5 га) с однотипной двухчастной структурой: развитая пойменная часть в районе речной гавани и жилая застройка на надпойменной возвышенности. Аналогичную поселенческую структуру в конце IX – начале Х в. имел и Киев. Резкое расширение территории этих поселений наблюдается только со второй трети Х в. [23].
Отсутствие городов – бесспорный признак отсутствия государства. Как свидетельствует мировая практика, «городская революция» и возникновение государства – два параллельных и взаимосвязанных процесса. Массовое же появление собственно городов на территории Восточной Европы археологически фиксируется с середины Х в. В северном регионе именно к этому времени относится возникновение Новгорода, Белоозера, Ростова [13], Городка на Ловати [27], Городца под Лугой [19]. К середине Х в. относится и возникновение ближайшего соседа Новгорода – Полоцкого княжества.
Догородской характер восточнославянского общества IX в. подтверждают юридические нормы «Древнейшей правды». Как показал Н. Л. Рубинштейн, наиболее древний пласт юридических норм «Русской Правды» ориентирован не на город, а на замкнутый сельский «мир», где отсутствовала социальная дифференциация и была лишь одна категория свободного населения – «муж», в противовес рабу-челядину [37]. И в первой половине Х в., как следует из русско-византийских договоров Олега и Игоря, торг между греками и русинами осуществлялся только в Византии: именно туда ездят русские купцы, тогда как греки не ездят для торговли на Русь, что свидетельствует об отсутствии городского торга на Руси того времени [37].
Таким образом, летописец (точнее, редактор-фальсификатор летописи) не только выдумал никогда не существовавшее в русской истории событие – призвание варягов, но еще и удревнил почти на сто лет возникновение древнерусских городов и древнерусской государственности.
4
Кто же был автором этой феерической фальшивки? Нетрудно сказать, как говорят в таких случаях кельтские саги. Еще историки XIX в. отмечали явную варяжскую озабоченность летописи [5]. Кто был родоначальником русской правящей династии? – Варяги. Кто был основоположником русского государства? – Варяги. Кто был строителем и администрацией первых русских городов? – Варяги. Кто участвовал в военных походах русских князей? – Варяги. Кто оборонял русскую землю от врагов? – Варяги. Кто были первые христиане на Руси? – Варяги. Кто были первыми христианскими мучениками на Руси? – Варяги. Кто помогал устройству Печерской обители и строительству церкви Печерской Богородицы? – Тоже варяги!
Так кто же был автором варяжской концепции русской летописи? Не нужно обладать особой проницательностью, чтобы догадаться, что это были все те же лица – варяги. Именно представители этого этнического меньшинства древнерусского общества вписали себя в славянскую летопись и, вытеснив оттуда настоящих создателей древнерусской государственности – славян и русов, создали рукотворный памятник своему национальному честолюбию. В действительности Русь не знала ни варяжского князя Рюрика, ни такого события, как призвание варягов. Правы были Д. И. Иловайский и В. А. Пархоменко, которые на основании неоспоримых фактов предлагали называть русскую княжескую династию по имени первого достоверно известного ее представителя – Игоревичами [14, 32].
Варяжская концепция – наглядный пример того, как ложь порождает ложь. Эта фальсификация XII – XIII вв. на протяжении последующих столетий обрастала все новыми выдумками: начиная с «могилы Трувора» (с христианским крестом над могилой язычника IX в.) и «могилы Синеуса», «молоточков Тора» или никогда не существовавшего названия «Рюриково городище» и кончая «шведской колонизацией» Восточной Европы, выдуманной скандинавскими историками уже в ХХ в.[4] Современная историческая наука продолжает движение по заданному предыдущими фальсификаторами маршруту. Из трехэтажной фальшивки предшествующих времен современные историки сооружают пяти-шестиэтажную, возводя новые домыслы на старые вымыслы. Увы, но за триста лет своего существования отечественная историография так и не вышла из состояния ребяческой доверчивости к мифам и легендам древних варягов и не приобрела способности ясного критического взгляда на собственную историю. Трехсотлетнее российское рюриковедение войдет в историю науки как затянувшийся исторический курьез, а почти тысячелетняя варяжская концепция образования древнерусской государственности – как самая грандиозная фальшивка всех времен и народов.
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
ЖМНП – Журнал Министерства народного просвещения
ПСРЛ – Полное собрание русских летописей
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII – первая половина XIX вв.). – М.: Наука, 1985.
Арбман Х. Викинги. – СПб.: Евразия, 2008.
Арциховский А. В. Археологическое изучение Новгорода // Материалы и исследования по археологии. 1956. № 55.
Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права. Вып. 1. – Киев, 1885.
Гедеонов С. А. Варяги и Русь. М., 2004.
Герберштейн С. Записки о Московии. – М.: Наука, 1988.
Грот Л. П. Призвание варягов. Норманнская лжетеория и правда о князе Рюрике. – М.: Алгоритм, 2012.
Грот Л. П. Путь норманнизма: от фантазии к утопии // Варяго-русский вопрос в историографии. Сб. статей и монографий. – М.: Русская панорама, 2010. С. 103 – 202.
Грот Л. П. Утопические истоки норманизма: мифы о гипербореях и рудбекианизм // Изгнание норманнов из русской истории. Сб. статей и монографий / Составл. и ред. В.В. Фомина. – М.: Русская панорама, 2010. С. 321 – 338.
Древняя Русь в свете зарубежных источников: Хрестоматия / Под ред. Т. Н. Джаксон, И. Г. Коноваловой и А. В. Подосинова. Т. II: Византийские источники. М., 2009.
Древняя Русь в свете зарубежных источников: Хрестоматия / Под ред. Т. Н. Джаксон, И. Г. Коноваловой и А. В. Подосинова. Т. III: Восточные источники. М., 2009.
Забелин И.Е. История русской жизни: В 2 т. Т. 1. – Мн., 2008. С. 55 – 207.
Захаров С. Д. Древнерусский город Белоозеро. – М., 2004.
Иловайский Д. И. Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю. М., 2015.
Кирпичников А. Н. Ладога и Ладожская земля VIII – XIII вв. // Историко-археологическое изучение Древней Руси: Итоги и основные проблемы. Славяно-русские древности. Вып. I. Под ред. проф. И. В. Дубова. – Л., 1988.
Крачковский И. Ю. Избранные сочинения. Т. 4. – М.; Л., 1957.
Кузьмин С. Л. Ладога в эпоху раннего средневековья (середина VIII – начало XII в.) // Исследование археологических памятников эпохи средневековья. – СПб., 2008.
Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. Т. I. – М.: Языки русской культуры, 1997.
Лебедев Г. С. О времени появления славян на Северо-Западе // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. – Л., 1982.
Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. – М., Л., 1947.
Матиане Картлиса. Пер., введ. и прим. М. Д. Лордкипанидзе. Тбилиси, 1976.
Митрополит Иларион. Слово о Законе и Благодати. Сост., вступ. ст., пер. В. Я. Дерягина / Отв. ред. О. А. Платонов. М., 2011.
Михайлов К. А. Сравнительная топография первых древнерусских городов IX – X вв. (к юбилею одной статьи) // Северная Русь и проблемы формирования Древнерусского государства: сб. материалов Международной научной конференции (Вологда – Кириллов – Белозерск, 6 – 8 июня 2012 г.) – Вологда: Древности Севера, 2012. С. 5 – 20.
На Рюриковом Городище нашли следы поселения железного века // Летопись. Новости археологии и истории. – [Электронный ресурс]. URL: oursociety.ru/news/na_rjurikovom_gorodishhe_nas... (дата обращения: 05.01.2017).
Никитин А. Л. Основания русской истории: Мифологемы и факты. – М.: Аграф, 2001.
Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI – IX вв. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. Памяти чл.-корр. РАН А.П. Новосельцева. – М.: Восточная литература РАН, 2000.
Носов Е. Н. Речная сеть Восточной Европы и ее роль в образовании городских центров Северной Руси // Великий Новгород в истории средневековой Европы. К 70-летию В. Л. Янина. – М., 1999.
Память и похвала князю русскому Владимиру // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб., 1997.
Папаскири З. В. «Варанги» грузинской «Летописи Картли» и некоторые вопросы русско-грузинских контактов в XI веке // История СССР. 1981. № 3.
Пархоменко В. А. К вопросу о «норманнском завоевании» и происхождении Руси // Историк-марксист. 1938. № 4.
Пархоменко В. А. Начало христианства Руси. Очерки из истории Руси IX – X вв. – Полтава, 1913.
Пархоменко В. А. У истоков русской государственности (VIII – XI вв.) Л., 1924.
Повесть временных лет // Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы. XI – начало XII / Сост. и общ. ред. Д. С. Лихачева и Л. А. Дмитриева. Т. 1. М., 1978.
Правда Русская // Юшков С. В. Русская Правда. Происхождение, источники, ее значение / Под ред. В. А. Томсинова. М., 2010.
Пчелов Е. В. Рюрик. – М.: Молодая гвардия, 2012.
Пятнов А. П. Рюрик Ольгович Черниговский: мифический персонаж или реальный политический деятель XIII века? // Сборник Русского исторического общества. М., 2003. № 8. С. 287 – 289.
Рубинштейн Н. Л. Древнейшая правда и вопросы дофеодального строя Киевской Руси // Археографический ежегодник за 1964 год. – М.: Наука, 1965.
Рюриково Городище в Новгороде оказалось древнее Рюрика, выяснили археологи // Новости NEWSru.com. [Электронный ресурс]. URL: www.newsru.com/russia/ 11mar2016/gorod.html (дата обращения: 05.01.2017).
Седов В. В. Изборск в раннем Средневековье. – М., 2007.
Седов В. В. Изборск – протогород. – М., 2002.
Скандинавомания и ее небылицы о русской истории. Сб. статей и материалов. – М.: Русская панорама, 2015.
Тихомиров М. Н. Пособие для изучения Русской Правды. – М., 1953.
Федотова П. И. Варяжский миф русской истории // Экономический вектор. 2016. № 2 (5). С. 171 – 180.
Федотова П. И. Проблема происхождения Новгорода и варяжская легенда // Свободная мысль. 2017. № 1. С. 31 – 48.
Фомин В. В. Варяго-русский вопрос и некоторые аспекты его историографии // Изгнание норманнов из русской истории. – М.: Русская панорама, 2010. С. 339 – 512.
Шаскольский И. П. Норманская теория в современной буржуазной науке. – М.-Л.: Наука, 1965.
[Шахматов А.А.] Рец. на кн.: Владимир Пархоменко. Начало христианства Руси. Очерк из истории Руси IX-X вв. Полтава. 1913. // ЖМНП, ч. 52. СПб., 1914. № 8. Отд. 2.
Янин В. Л. Очерки истории средневекового Новгорода. – М., 2008.
[1] Этот факт хорошо известен, в том числе и норманистам – от Зигфрида Байера до его современных последователей [26]. Но вместо того, чтобы принять показания источников в качестве исходного пункта исследования, норманисты предпочитают их не замечать – так, словно это какая-то безделица, не стоящая внимания «серьезных ученых».
[2] Более подробно об источниковой базе варяжского сказания см. [43].
[3] Более подробно об археологической базе варяжского сказания см.: 44. С. 31 – 48.
[4] Авторами этой концепции были шведские археологи Туре Арне (1879 – 1965) и Хольгер Арбман (1904 – 1968) и датский славист Адольф Стендер-Петерсен (1893 – 1963). [См.: 46. С. 96 – 98; 2. С. 148 – 174].
Источник: goo.gl/HXvQQs
@темы: должен знать каждый, Для обзоров, Интересности, История, Статьи, Фото