[klamdrako]

08.08.2011 в 21:49

Пишет  Samuray-08:

«Кровавый камень» русского американца
Сергей ТЮЛЯКОВ
Военно-промышленный курьер. – 2007. - №39.
29 октября 2007

«Кровавый камень» русского американца

В эмигрантской среде его заслуженно звали Вием


Осенью 1947 года ЦРУ и американская военная контрразведка начали разработку проекта Bloodstone («Кровавый камень»), направленного против советской экспансии в Европе. В Западную Германию прибывает один из самых знаменитых американских военных разведчиков и контрразведчиков полковник Борис Паш (1900–1995). Его имя увековечено в Зале Славы военной разведки США. Он возглавит оперативное подразделение PB/7 (от Рroject Bloodstone). До этого Паш руководил службой безопасности (1942–1943) на работах по созданию американской атомной бомбы (Манхэттенский проект). Он отличился и как военный руководитель миссии «Алсос», которая охотилась за «атомной бомбой Гитлера» на завершающем этапе Второй мировой войны: разыскивала германские лаборатории и хранилища ядерного сырья, а также задерживала немецких ученых.


Решительный и безжалостный


Проектом «Кровавый камень» планировались первоочередные меры по ликвидации двойных агентов, а также советской агентурной сети в американских и британских лагерях для перемещенных лиц. Не обошлось и без массовых кровавых акций. В американском лагере Миттенвальд (Альпийская Бавария) было убито более ста украинцев – членов ОУН (Организации украинских националистов). Убийцами объявили других членов ОУН, которые подозревали в своих жертвах советских агентов. По приказу начальника лагеря часть трупов убитых сожгли ночью в больших печах лагерных хлебопекарен. Акция проводилась по принципу: чем больше ликвидируем, тем меньше останется агентов Москвы.


Сведения о деятельности Бориса Паша, собираемые по крупицам из разрозненных публикаций американских авторов, приближают нас к более точному ответу на главный вопрос: почему выпускнику Киевской духовной семинарии, белогвардейскому мичману Борису Федоровичу Пашковскому, который в 1926 году изменил фамилию и стал Борисом Пашем, поручали стратегически важные и судьбоносные для национальной безопасности США спецоперации? В известном биографическом словаре «Русские в Северной Америке» (Санкт-Петербург, 2005 г.) находим лишь краткую запись: «Паш (Пашковский) Борис – ветеран армии США, полковник». Даже не указаны годы его жизни. А в не менее популярной энциклопедии «Незабытые могилы» (Росс. Зарубежье, Москва, 2004 г.) информация не о нем, а о его жене: «Паш Лидия Владимировна, жена полковника Бориса Федоровича Паша (?– 31 января 1972 г.)».


О Паше узнавали в СССР в основном из материалов о преследовании в США профессора Роберта Оппенгеймера – научного руководителя Манхэттенского проекта. Именно Борис Паш впервые обвинил ученого в политической неблагонадежности, отсутствии патриотизма, связях с коммунистами. Поэтому в нашей стране Паша называли инквизитором, провокатором, злейшим врагом и т. д. А в США его официально провозгласили «специалистом по борьбе с коммунистическим проникновением». Еще меньше знали у нас о нем как о военном руководителе упомянутой миссии «Алсос».


Миссия переправила в США несколько десятков тонн уранового сырья, много оборудования и документацию, а также ценные сведения, полученные от задержанных немецких ученых. Это ускорило создание пяти американских атомных бомб, две из которых были сброшены на Хиросиму и Нагасаки. Спецподразделение полковника Паша (по штату 480 чел.), куда входила и научно-техническая группа во главе с доктором Самуэлем Гоусмитом, действовало дерзко, но расчетливо, иногда опережая наступающие части союзников.


Разведка миссии действовала мастерски. Янки вторгаются в будущую французскую зону оккупации Германии и за сутки до прибытия французских войск успевают разыскать и задержать 14 немецких ученых-ядерщиков, в том числе двух нобелевских лауреатов, а также вывезти урановые кубики и документы из научного института. Тайные немецкие лаборатории скрывались в госпитале и в церкви. Спецназовцы Паша хватали всех мужчин в белых халатах и на своей базе выясняли: кто из них физик, а кто врач.


Почему же так поступали с французскими союзниками? Ответ узнаем в мемуарах начальника Манхэттенского проекта генерала Лесли Гровса. Общение с французским ученым и коммунистом Фредериком Жолио-Кюри убедило американцев: «Все, что может вызвать интерес у русских, не должно попасть во французские руки». Поэтому джип Бориса Паша оказался в колонне из пяти британских танков, которые первыми ворвались в еще не освобожденный Париж. Немецкие снайперы моментально открыли огонь по незащищенному джипу. Пашу приходилось четыре раза отступать, но задание он выполнил. Он проникает в парижские квартиру и лабораторию Жолио-Кюри, а до этого успевает обшарить его загородный дом. Паш не был физиком, но интуиция разведчика подсказала ему из числа бумаг и папок, беспорядочно разбросанных в загородном доме Жолио-Кюри, выбрать несколько каталогов, на первый взгляд не представлявших интерес. Они помогли разыскать хранилище ядерного сырья в соляных копях на западе Германии.


Паш имел письменные полномочия на получение всесторонней помощи от военного министра США, а также главнокомандующего войсками союзников генерала Дуайта Эйзенхауэра. В самом конце апреля 1945 года Борис Паш побывает и в будущей советской зоне оккупации Германии. За несколько часов до входа советских войск в город Вайда (южнее Лейпцига) янки вывезут из местного бюро стандартизации 16 радиевых кубиков, часть из которых не имела защитных экранов вне стационарного использования. Паш торопился и приказал отгрузить все кубики в свою автомашину. Во время долгого пути на базу он находился рядом с этим грузом и получил радиевый ожог правой ноги, от последствий которого будет страдать в преклонные годы.


Кто вы, мистер Паш?


Борис Паш родился 20 июня 1900 года в Сан-Франциско (США). Его отец Федор Николаевич Пашковский (1874–1950) после окончания духовной семинарии направляется в Сан-Франциско на должность секретаря миссии Русской православной церкви (РПЦ). Он женится на девушке из сербской городской общины и служит в кафедральном соборе. В 1906 году Федор Пашковский возвращается в Россию. А через четыре года к нему приезжают жена и сын. Во время Первой мировой войны отец служит военным священником, а Борис учится в Киевской духовной семинарии, которую оканчивает досрочно в 1917 году.


Борис не станет священником, как его отец и дед. Он сражается с большевиками в составе белогвардейской Черноморской эскадры на флагманском линкоре «Генерал Алексеев», вначале матросом, а потом в звании мичмана исполняет обязанности переводчика с английского языка. Борис Пашковский присутствует на встречах белогвардейских и британских адмиралов. За усердие награждается английской медалью. В 1920 году он женится на Лидии Ивановой, через год в Берлине у них родится сын Эдгар. Мать Бориса умрет в России. С 1922 года семья Пашковского проживает в Сан-Франциско, куда прибывает и овдовевший отец. Он принимает монашеский постриг с именем Феофил. Скоро игумен Феофил станет епископом, потом архиепископом, а с 1934 года – митрополитом всея Америки и Канады, главой Православной церкви Америки (ПЦА), независимой от московских церковных властей после смерти патриарха Тихона, так же как и эмигрантская Русская православная церковь за границей (РПЦЗ).


В США Борис Паш оканчивает колледж и университет, получает степень магистра философии. Очень сильный, настоящий атлет, он станет в Калифорнии известным спортсменом и тренером по футболу и регби, одерживает победы в соревнованиях по легкой атлетике. Паш возглавит отделение физической культуры и спорта Голливудской высшей школы (Лос-Анджелес) и будет занимать эту должность до начала 1940 года, когда его призовут как офицера резерва на службу в органы военной контрразведки.


Возникает вопрос: почему русского эмигранта с такой биографией назначают в 1942 году начальником службы безопасности Манхэттенского проекта? Начальник Манхэттенского проекта генерал Лесли Гровс отметит в своих мемуарах, что при знакомстве с Борисом Пашем, когда генерал подыскивал в штат офицеров-контрразведчиков, его поразили в нем огромная эрудиция и кипучая энергия. А научный руководитель миссии «Алсос» Самуэль Гоусмит укажет в своей книге, что Паш был отличным специалистом по подбору кадров, «его офицеры – хорошо обученные и натренированные парни, они прекрасно разбирались в административных и оперативных вопросах, владели несколькими иностранными языками». Сам Паш владел, помимо русского и английского, также сербохорватским, немецким и французским языками.


Какие же основания были у американских властей назначить Бориса Паша на очень ответственные посты в спецслужбах? Во-первых, родился в США, как и его сербская мать. И по закону имел право на получение американского гражданства. У Паша имелись природные способности быстро определять в окружающих людях человеческие слабости и внутренние противоречия. Это его качество станет настоящей находкой для американских спецслужб. К тому же патологическая ненависть Бориса Паша к большевикам невольно переходила у него в презрение к населению СССР, которое, как он считал, в массе своей допустило победу большевизма в России. Поэтому он мог спокойно выслушивать и даже повторять изречения своих коллег: «Россию и ее народ надо поставить на колени, ее территорию разделить на отдельные государства».


К тому же ПЦА, возглавляемая митрополитом Феофилом, в отличие от исключительно русской по национальному составу прихожан РПЦЗ, станет с годами англоязычной церковью, более далекой от русского православия. Повлияло и пятнадцатилетнее сотрудничество Бориса Паша с ФБР. За два года до своей смерти он расскажет бывшему сослуживцу по миссии «Алсос» профессору Уильяму Аллисону о неизвестных страницах своей жизни, а проживет Паш почти 95 лет. После окончания университета и прохождения военных сборов ему присвоили звание офицера запаса сухопутных войск и формально зачислили в органы контрразведки. Профессор Аллисон отметит на вечере памяти Бориса Паша, что тогда же Паш получает сертификат нештатного сотрудника ФБР. Его ненависть к всякого рода «левакам»: коммунистам, анархистам и прочим, а их немало было в те годы среди американских студентов и молодежи, – вероятная причина этого сотрудничества. Надо полагать, что и на этом поприще Борис Паш проявил свои незаурядные способности.


Провокация – его ремесло


В СССР господствующая идеология изображала иной образ Бориса Паша. Например, в книге чешского автора Ярослава Путика «Совесть. Дело профессора Оппенгеймера» о Паше написано, что ему доверяли дела, которые требовали решительности без особого участия мозговых извилин. У Бориса Паша решительность присутствовала, как и напряженная и плодотворная работа мозговых извилин. Когда началась Вторая мировая война, 39-летний Борис Паш совершает неожиданный по дерзости поступок, чтобы доказать свою профессиональную пригодность для службы в действующих структурах военной контрразведки. Ночью он проникает на территорию одной из воинских частей в Калифорнии, рискуя быть застреленным часовыми. Перелезает через ограду, незаметно выносит из штаба небольшой сейф с секретными документами и прячет его на территории части так, чтобы его не нашли. На следующий день является в Управление военной контрразведки Западного побережья и все рассказывает. Мол, хотел указать на отсутствие бдительности по охране секретных объектов и документов. А в это время была объявлена тревога – пропал сейф.


Паша не судили, поскольку печати на сейфе не были нарушены. Его приняли на службу в штат местных структур военной контрразведки. После начала войны с Японией (декабрь 1941 года) Борис Паш активно участвует в операциях по депортации американцев японского происхождения из Калифорнии в глубь страны. Затем он станет на два года шефом службы безопасности Манхэттенского проекта. Многие офицеры, подчиненные Паша, люто его ненавидели за «нечестные методы» в его служебной деятельности. Чтобы показать их неумелость и профессиональные изъяны, он приказывал выкрадывать у этих сотрудников их секретные дела и документы.


Известие о переводе Паша в Европу для проведения миссии «Алсос» многие восприняли с облегчением. Но после скандального разоблачения советского агента, эмигранта из Германии Клауса Фукса, который появился в Лос-Аламосе уже после отъезда Бориса Паша, критика в его адрес фактически прекратилась. Паш хвастливо заявил, что он быстро бы разоблачил этого агента. О своих бесчестных методах, которые требовали немалого участия мозговых извилин, расскажет сам Борис Паш на слушании по делу профессора Оппенгеймера в Комитете Конгресса США по ядерным исследованиям (апрель1954 года). Отвечая на обвинения в нечестных методах, Паш заявит, что его служба «не в футбол играла, а изучала поступки и поведения, чувства и характер Оппенгеймера». «Я знаю его так, как будто он мой брат», – скажет он и напомнит, что «они ничего не забыли». А чтобы «парализовать угрожающую опасность, …подсунули ему красивую студентку-коммунистку, и он вспыхнул, как факел, при виде ее». Этот любовный роман использовали для дискриминации ученого.


По требованию Паша временно отстраняют от работы небольшую группу ученых, где оказалось несколько бывших коммунистов, Оппенгеймер бурно протестовал против отстранения именно коммунистов. Они не занимали высокие посты и вновь начали работать. Это был очередной «нечестный» метод для составления нового компромата на известного ученого.


После обвинений в связях с коммунистами и под угрозой увольнения Роберт Оппенгеймер поддается на самую изощренную провокацию Бориса Паша. Он называет предполагаемого советского агента в лице своего друга, французского физика и эмигранта Хаакона Шевалье, который был коммунистом, но не был советским агентом, как позднее выяснилось. Ловушка захлопнулась на долгое время! «Хотел он этого или нет, но Оппенгеймер пошел вместе с нами, опасаясь разоблачения своего доноса», – отметит Борис Паш. В атомном центре прекращаются открытые разговоры ученых об ограничении применения ядерного оружия, о международном контроле над ядерными работами, о гуманизме. Говорили все больше «об атомной бомбе Гитлера», которую создавали немецкие физики. Эту информацию поддерживали спецслужбы. И в этом Борис Паш видел свои личные заслуги. Их оценили в Вашингтоне.


Однако Оппенгеймер в 1952 году выступил против создания водородной бомбы и был отстранен от участия в секретных работах. Позднее на слушании его дела Борис Паш расскажет о своих «профилактических» методах, чтобы еще раз очернить великого ученого.


После войны


В 1946–1947 годы Паш служит в Японии в штабе американской оккупационной армии. Руководство Японской православной церкви принимает решение о вхождении своей церкви на правах автономной в состав Московского патриархата. Полковник Паш прилагает усилия как ответственный сотрудник спецслужб для пресечения этой акции со стороны командующего оккупационной армией генерала Дугласа Маккартура.


Борис Паш мог заниматься в Японии и вопросами, связанными с японским биологическим оружием. Сенсационное сообщение американского эксперта в области ядерного вооружения Чарльза Стоуна (август 1998 год), что японцы еще задолго до начала Второй мировой войны работали над созданием атомной бомбы, подтверждает Теодор Макнелли из аналитического разведцентра американской армии на Тихом океане. Американская разведка располагала данными о крупном ядерном центре в корейском городе Хыннам. Вероятно, появление в Японии «знаменитого атомного разведчика и контрразведчика» Бориса Паша связано и с этим вопросом. Перед началом Второй мировой войны очень заметным оказался след немецкого урана, в большом количестве доставленного в бедную ресурсами Японию. Сведения о службе (1952–1953) полковника Бориса Паша в американских войсках на территории Австрии в открытых источниках не обнаружены.


В проекте «Кровавый камень» Борис Паш участвует (1948–1951) как армейский представитель в ЦРУ.


Заявленные цели проекта:
– ликвидация двойных агентов из бывших граждан СССР и стран Восточной Европы в структурах американских и британских спецслужб;
– ликвидация советской агентурной сети в лагерях для перемещенных лиц;
– организация технических и других условий для перехода, бегства и похищения из стран «за железным занавесом» граждан, представляющих интерес для США;
– увеличение всевозможной помощи партизанской, подпольной, подрывной и идеологической борьбе против коммунистических режимов в странах советского блока.
Тайные цели:
– создание подпольных террористических групп в Западной Германии под видом («крышей») легальных общественных, молодежных, спортивных и других организаций;
– укрытие в т.н. «трудовых подразделениях» американской армии, куда набирали неграждан США, бывших союзников нацистов из числа власовцев, бандеровцев, усташей и им подобных для дальнейшего использования в антисоветской и антикоммунистической борьбе;
– создание в тайной лаборатории под руководством доктора Сиднея Готтлиба и полковника Бориса Паша новых видов бесшумного портативного оружия, в том числе миниатюрных стрел и катапульт, насыщенных ядами, микробами, наркотиками.


«Союз немецкой молодежи», или Bund Deutsher Jungen, образованный стараниями ЦРУ и состоявший в основном из бывших военнослужащих вермахта и даже ваффен СС, не станет дожидаться «коммунистического мятежа» в своей стране. Активисты BDJ подготовили список германских политических и профсоюзных деятелей, подлежащих ликвидации как приверженцы жесткого курса по денацификации Западной Германии, преследованию военных преступников и развитию дружественных отношений с СССР. Помимо коммунистом в списке оказались лидер социал-демократической партии Германии Эрих Олленхауэр, несколько десятков земельных руководителей этой партии, а также бургомистры Гамбурга и Бремена. Немецкая полиция обнаружит документ о том, что американцы спонсировали группу «молодых немцев» из ста человек ежемесячно суммой 50 тыс. немецких марок и вооружили их. В условиях все еще оккупационного режима и безнаказанной деятельности американских спецслужб арестовали не всех потенциальных террористов.


С ростом влияния социал-демократов и их прихода к власти в ФРГ начинается широкое расследования проекта «Кровавый камень». Это ощутимо ударило по престижу США, где создается комиссия Сената по собственному расследованию. Борис Паш не пострадает, в отличие от некоторых своих коллег. В ЦРУ не находят документов о причастности Паша к подготовке убийств иностранных политических деятелей. А планирование им операций по ликвидации двойных агентов и советской агентуры только приветствовалось. Однако те из сослуживцев Паша, кто все же был наказан, прямо заявили в СМИ, что он планировал эти убийства и даже категорически выступал против осторожной тактики руководства ЦРУ в этих вопросах, требовал максимальной реализации планов проекта. В 1957 году Борис Паш выйдет в отставку. Еще 6 лет он работает сотрудником в Госдепартаменте США, но после очередного вызова на слушание по делу проекта «Кровавый камень» окончательно уйдет на пенсию.


Улыбка Вия


В 1945 году в церкви, возглавляемой митрополитом Феофилом, значительная часть прихожан под впечатлением победы над нацизмом и слухов о переменах в церковной жизни СССР пожелала восстановить каноническое единство с Московским патриархатом, чтобы иметь полноправное общение со всеми поместными православными церквами. В период обострения холодной войны этого не случилось. Борис Паш приложил, хотя и краткие, но заметные усилия для пресечения этого объединения, когда находился в США. Он использовал авторитет своего отца, противника этой, как многие считали, разумной акции, ведь эту самопровозглашенную церковь не признавали в православном мире.


Борис Паш повсюду видел советских агентов, в том числе среди архиереев и клириков РПЦ. Во время встреч митрополита Феофила с прихожанами по вопросу о каноническом единении и общении с РПЦ на собраниях русских американцев рядом с ним нередко появлялся элегантный, почти всегда в штатском Борис Паш. Он улыбался и даже кланялся советским представителям, но они боялись близко к нему подходить, остерегались, как гоголевского Вия. И активисты канонического воссоединения с РПЦ не подходили к владыке Феофилу за благословением, когда рядом с ним находился его сын. Если кто-либо из них разговаривал с Пашем, то его потом спрашивали: «Что тебе сказал Вий?»


Другая часть русских американцев восторгалась деятельностью Бориса Паша и его борьбой с коммунистическим проникновением. Борис Паш, хотя и был одним из многочисленных американских полковников, но, отметим, был «козырным полковником», имевшим определенное влияние в Пентагоне. Поэтому к нему обращались за помощью представители русской военной эмиграции, например, бывший атаман Кубанской казачьей области генерал-майор Вячеслав Науменко. И мичман Борис Пашковский помогал организации музеев русской Белой армии. Посетители деревянного музея «Форт-Росс» на месте русского поселения в Калифорнии (начало XIX века) не раз видели престарелого Бориса Паша на крутом обрыве Тихоокеанского побережья. Он часто и долго сидел в коляске, всматриваясь в безбрежную морскую даль. Где-то там была Россия. О чем он думал?


Последние слова умирающего митрополита Феофила: «Россия, ответственность, церковная ответственность». Многие свои, да и чужие тайны Борис Паш, в отличие от своего отца, унесет с собой в могилу. Отсюда, из Калифорнии, он уехал смиренным подростком на родину отца, чтобы в России, на своей настоящей, как, вероятно, он считал, родине, стать священником. А через 12 лет он вернется обратно, чтобы быть не эмигрантом, а полноценным американцем, героем этой страны, злейшим и опасным врагом СССР. Борис Паш скончается 11 мая 1995 года, его могила на русском участке Сербского кладбища в Сан-Франциско.