07.09.2010 в 12:59
Пишет Gonzzza:О «новой идентичности»
Призыв президента Дмитрия Медведева «к созданию новой полноценной российской идентичности», прозвучавший на прошлой неделе на заседании Совета по развитию институтов гражданского общества, уже привлек внимание многих публицистов. Прозвучавшие отклики, надо сказать, были скорее недоуменные, нежели восторженные. Идентичность же наша попала в «неполноценные» не просто так. В ныне наличествующую не желают (не могут) «интегрироваться» народы Северного Кавказа, положению на котором и было посвящено заседание.
Не разделить всеобщего недоумения трудно: а не многовато ли экспериментировали в минувшем столетии над русским народом в попытках создать из него нечто исключительно новое и много лучшее, чем то, что он собою являет? Не пора ли, собственно, оставить нас в покое? читать дальшеНам бы с грехом пополам залатать прорехи прежних над нами экспериментов такого сорта. И почему о новых экспериментах объявляют, не спросившись прежде, а позволим ли мы их над собою проводить? (Даже ради столь благой цели, как безмятежное сосуществование с Кавказом). И что конкретно так мешает народам Кавказа успешно в наше общество интегрироваться? Должны ли мы просто заменить «Калинку» «лезгинкой» или нам надлежит пересмотреть свои религиозные предпочтения? Много вопросов, очень много.
Однако сначала СМИ, поспешившие сообщить об этом призыве, а затем и большинство откликнувшихся на новость публицистов, к сожалению, не разглядели за деревьями леса. .Стенограмма заседания значительно интереснее сообщений о нем
Присутствовали, что вполне понятно, кавказские общественные активисты, правозащита в лице Л. М. Алексеевой, а также шоумен Максим Шевченко, которого я буду ниже обильно цитировать.
Собственно говоря, из слов Шевченко и проступили четкие контуры грядущего — весьма различного для Северного Кавказа и для России.
«Дело в том, что если в больших губерниях центральной России сельские школы, закрываясь, приводят к исчезновению села, и люди просто переезжают в город, то на Кавказе из горного аула люди в город не переедут, — витийствовал шоумен-общественник. — Горные аулы на Кавказе древнее, чем некоторые города в долинах».
Не станем даже особо говорить о том, что смерть нашей деревни — дело, оказывается, решенное. Это в то время, когда та же Франция прилагает все усилия, чтобы остаться аграрной страной. (Я сталкивалась, например, с такой интересной практикой: дизельное топливо, отпускаемое фермерам по очень льготным ценам, нарочно красят в яркий цвет — чтобы избежать его левых продаж). А мы, стало быть, обречены есть исключительно нерусский хлеб из нерусской пшеницы? Хорошо, допустим и это, тем более что механизм уже описан выше. Он действительно таков: сворачиваем школу (в свете недавних думских ударов по бесплатному образованию это неизбежно), село автоматически исчезает, люди переезжают в город. Их желания при этом никто не спрашивает. Обоснования сему самые поэтические: овеянная романтическими горными ветрами седая древность аулов. Прозаических обоснований, видимо, не нашлось. Наши, стало быть, Багровы, наши Суходолы, наши Степанчиковы, наши Старые Тяги и Рысихи — не древние. О них жалеть нечего. Пусть так. Но даже и при безусловном согласии с перечисленными выше положениями (к каковому безусловному согласию автор этих строк еще вопиюще не готова), все равно остаются интересные уточнения.
Буду рада, если меня поправят, но я решительно ничего не слышала о новой федеральной программе по интеграции жителей «исчезающих» сел средней полосы России в города. А очень хотелось бы знать, кто их в этих городах ждет? Где они, например, будут жить? В «медведевских апартаментах», как мы помним, отказано даже перспективным молодым ученым. А уж семье с детьми, в которой взрослые всю жизнь доили коров и косили траву… Ответа нет.
Впрочем, исчезнут русские села или не исчезнут, вопрос, видимо, настолько маловажный, что разнобой во мнениях участниками беседы даже не замечен.
«В худшем случае, — отвечает Шевченко наш гарант, — зачастую, если в деревне в центре России школа закрывается, есть школа за 10–20 км, куда можно детей свозить, а на Кавказе это невозможно по разным соображениям: просто не доехать и так далее».
Это по нашему-то бездорожью, каковое в тучные годы так и не было побеждено, можно возить детей? А у всех ли сельских родителей есть на то автомобиль? Или везде, где закроются школы, станет исправно разъезжать школьный автобус? Ох, позвольте усомниться.
Тем не менее проблема кавказских малокомплектных школ признана президентом более острой нежели проблема русских. Шагай, ребенок, пешком: невеселая дорога, ельник и песок, ноги босы.
Помимо образования подобный подход приложен и к медицине. Президент подтверждает, что на Кавказе сельские больницы будут открываться, между тем как в России, мы знаем, после принятия законопроекта они начнут сворачиваться.
Почему так? Да «потому что такие вещи для людей (на Кавказе, ЕЧ) являются наиболее значимыми при их отношении, не скрою, к федеральной власти», — откровенничает Шевченко. — «На Кавказе люди очень обидчивы, — понимающе соглашается президент. — Люди вообще обидчивы, а на Кавказе особенно». Проще говоря — лояльность романтических обитателей древних аулов к федеральной власти нам предстоит покупать в режиме нон-стоп.
Таким образом, мы можем сделать вывод, что «новая идентичность» будет создаваться на базе нашей необидчивости в отношении вопиющей социальной несправедливости. И это не слова, это дела.
Будут утверждаться программы, даваться гранты, вовсю загудят социальные лифты, несущие северокавказскую молодежь во власть.
Социальное и межэтническое напряжение будет нарастать.
Что же, все объяснимо. Русским от России отделяться решительно некуда. Поэтому во имя «целостности государства» терпеть лишения и приспосабливаться к обстоятельствам предлагается исключительно им. Такая политика в неофициальном порядке называется почему-то «имперской». Хотя является скорее более жесткой линией внутренней политики СССР. А СССР был по сути своей антиимперией. Империя — это когда метрополия живет (и очень хорошо) за счет колоний. А когда (как было в СССР) метрополия кормит всех лучше, чем себя, это надлежит назвать как угодно иначе.
Невесело. Что на это можно сказать? Только одно, самое банальное: если страна процветает, то отделяться от нее никому и не хочется. Напротив — все сами прилагают усилия к тому, чтобы быть с нею заодно. И получается очень даже неплохо. А при таком отношении к русской деревне никакого Кавказа мы все равно не удержим. Или хуже того — так удержим, что лучше бы и не надо.
Елена Чудинова, автор «Эксперт»
www.expert.ru/columns/2010/05/26/o_novoy_identi...
URL записиПризыв президента Дмитрия Медведева «к созданию новой полноценной российской идентичности», прозвучавший на прошлой неделе на заседании Совета по развитию институтов гражданского общества, уже привлек внимание многих публицистов. Прозвучавшие отклики, надо сказать, были скорее недоуменные, нежели восторженные. Идентичность же наша попала в «неполноценные» не просто так. В ныне наличествующую не желают (не могут) «интегрироваться» народы Северного Кавказа, положению на котором и было посвящено заседание.
Не разделить всеобщего недоумения трудно: а не многовато ли экспериментировали в минувшем столетии над русским народом в попытках создать из него нечто исключительно новое и много лучшее, чем то, что он собою являет? Не пора ли, собственно, оставить нас в покое? читать дальшеНам бы с грехом пополам залатать прорехи прежних над нами экспериментов такого сорта. И почему о новых экспериментах объявляют, не спросившись прежде, а позволим ли мы их над собою проводить? (Даже ради столь благой цели, как безмятежное сосуществование с Кавказом). И что конкретно так мешает народам Кавказа успешно в наше общество интегрироваться? Должны ли мы просто заменить «Калинку» «лезгинкой» или нам надлежит пересмотреть свои религиозные предпочтения? Много вопросов, очень много.
Однако сначала СМИ, поспешившие сообщить об этом призыве, а затем и большинство откликнувшихся на новость публицистов, к сожалению, не разглядели за деревьями леса. .Стенограмма заседания значительно интереснее сообщений о нем
Присутствовали, что вполне понятно, кавказские общественные активисты, правозащита в лице Л. М. Алексеевой, а также шоумен Максим Шевченко, которого я буду ниже обильно цитировать.
Собственно говоря, из слов Шевченко и проступили четкие контуры грядущего — весьма различного для Северного Кавказа и для России.
«Дело в том, что если в больших губерниях центральной России сельские школы, закрываясь, приводят к исчезновению села, и люди просто переезжают в город, то на Кавказе из горного аула люди в город не переедут, — витийствовал шоумен-общественник. — Горные аулы на Кавказе древнее, чем некоторые города в долинах».
Не станем даже особо говорить о том, что смерть нашей деревни — дело, оказывается, решенное. Это в то время, когда та же Франция прилагает все усилия, чтобы остаться аграрной страной. (Я сталкивалась, например, с такой интересной практикой: дизельное топливо, отпускаемое фермерам по очень льготным ценам, нарочно красят в яркий цвет — чтобы избежать его левых продаж). А мы, стало быть, обречены есть исключительно нерусский хлеб из нерусской пшеницы? Хорошо, допустим и это, тем более что механизм уже описан выше. Он действительно таков: сворачиваем школу (в свете недавних думских ударов по бесплатному образованию это неизбежно), село автоматически исчезает, люди переезжают в город. Их желания при этом никто не спрашивает. Обоснования сему самые поэтические: овеянная романтическими горными ветрами седая древность аулов. Прозаических обоснований, видимо, не нашлось. Наши, стало быть, Багровы, наши Суходолы, наши Степанчиковы, наши Старые Тяги и Рысихи — не древние. О них жалеть нечего. Пусть так. Но даже и при безусловном согласии с перечисленными выше положениями (к каковому безусловному согласию автор этих строк еще вопиюще не готова), все равно остаются интересные уточнения.
Буду рада, если меня поправят, но я решительно ничего не слышала о новой федеральной программе по интеграции жителей «исчезающих» сел средней полосы России в города. А очень хотелось бы знать, кто их в этих городах ждет? Где они, например, будут жить? В «медведевских апартаментах», как мы помним, отказано даже перспективным молодым ученым. А уж семье с детьми, в которой взрослые всю жизнь доили коров и косили траву… Ответа нет.
Впрочем, исчезнут русские села или не исчезнут, вопрос, видимо, настолько маловажный, что разнобой во мнениях участниками беседы даже не замечен.
«В худшем случае, — отвечает Шевченко наш гарант, — зачастую, если в деревне в центре России школа закрывается, есть школа за 10–20 км, куда можно детей свозить, а на Кавказе это невозможно по разным соображениям: просто не доехать и так далее».
Это по нашему-то бездорожью, каковое в тучные годы так и не было побеждено, можно возить детей? А у всех ли сельских родителей есть на то автомобиль? Или везде, где закроются школы, станет исправно разъезжать школьный автобус? Ох, позвольте усомниться.
Тем не менее проблема кавказских малокомплектных школ признана президентом более острой нежели проблема русских. Шагай, ребенок, пешком: невеселая дорога, ельник и песок, ноги босы.
Помимо образования подобный подход приложен и к медицине. Президент подтверждает, что на Кавказе сельские больницы будут открываться, между тем как в России, мы знаем, после принятия законопроекта они начнут сворачиваться.
Почему так? Да «потому что такие вещи для людей (на Кавказе, ЕЧ) являются наиболее значимыми при их отношении, не скрою, к федеральной власти», — откровенничает Шевченко. — «На Кавказе люди очень обидчивы, — понимающе соглашается президент. — Люди вообще обидчивы, а на Кавказе особенно». Проще говоря — лояльность романтических обитателей древних аулов к федеральной власти нам предстоит покупать в режиме нон-стоп.
Таким образом, мы можем сделать вывод, что «новая идентичность» будет создаваться на базе нашей необидчивости в отношении вопиющей социальной несправедливости. И это не слова, это дела.
Будут утверждаться программы, даваться гранты, вовсю загудят социальные лифты, несущие северокавказскую молодежь во власть.
Социальное и межэтническое напряжение будет нарастать.
Что же, все объяснимо. Русским от России отделяться решительно некуда. Поэтому во имя «целостности государства» терпеть лишения и приспосабливаться к обстоятельствам предлагается исключительно им. Такая политика в неофициальном порядке называется почему-то «имперской». Хотя является скорее более жесткой линией внутренней политики СССР. А СССР был по сути своей антиимперией. Империя — это когда метрополия живет (и очень хорошо) за счет колоний. А когда (как было в СССР) метрополия кормит всех лучше, чем себя, это надлежит назвать как угодно иначе.
Невесело. Что на это можно сказать? Только одно, самое банальное: если страна процветает, то отделяться от нее никому и не хочется. Напротив — все сами прилагают усилия к тому, чтобы быть с нею заодно. И получается очень даже неплохо. А при таком отношении к русской деревне никакого Кавказа мы все равно не удержим. Или хуже того — так удержим, что лучше бы и не надо.
Елена Чудинова, автор «Эксперт»
www.expert.ru/columns/2010/05/26/o_novoy_identi...